К тому времени Александр Михайлович женился, завел свой дом, получил в Академии художеств мастерскую, где начал работать над большой статуей летописца Нестора. Но продолжал мечтать самостоятельно выполнить памятник. Объявление о конкурсе на памятник А. С. Пушкину подоспело как нельзя кстати.
В середине 1872 года был объявлен восьмимесячный конкурс. На выбор давалось два места для памятника — либо край Тверского бульвара против Страстного монастыря, либо «новообразованный в то время сквер при Страстном бульваре», т. е. перед зданием монастыря.
Опекушин понял, что пробил его час, — памятники в России ставили тогда довольно редко. Забросив все свои работы, Александр Михайлович принялся внимательно изучать творчество Пушкина и все его сохранившиеся портреты. Их оказалось не так много: небольшая статуэтка Теребенева, посмертная маска, снятая С. И. Гальбергом, бюст поэта его же работы и ещё один бронзовый бюст, созданный И. П. Витали в 1837 году, но уже после кончины Пушкина.
Чрезвычайно живой, подвижный облик Александра Сергеевича и его часто меняющееся лицо запечатлеть в искусстве было трудно. Фактически Опекушину предстояло создать собственный образ поэта. Однако это должен был быть такой Пушкин, чтобы его тотчас все узнали, и более того — чтобы все в него поверили. В мастерской ваятеля одна за другой появлялись модели памятника — их число достигло тридцати! В поисках образа Опекушин выполнил десятки, если не сотни, рисунков.
Жюри не сочло возможным выбрать ни один из проектов и присудить ему первую премию. Решено было провести ещё один конкурс в следующем, 1874 году
Александр Михайлович вновь принялся за работу. Но скульптор все не мог заставить себя выбрать один основной замысел и разрабатывать его более углубленно и детально. На новый конкурс Опекушин вновь представил целых четыре проекта под девизом «Скульптор». Одна из петербургских газет писала о выставке проектов: «Как на некоторые выдающиеся модели, мы укажем на № 2, 17, 18, 19 (девиз „Скульптор“). Остальные 15 моделей не заслуживают ни малейшего внимания».
Жюри признало и премировало на равных основаниях лишь двух скульпторов — П. П. Забелло и Опекушина. Теперь им предстояло вступить в соревнование между собой и участвовать в третьем конкурсе. Но совершенно неожиданно туда представили свои модели метры И. Н. Шредер и М. М. Антокольский.
Тем не менее в мае 1875 года пришло окончательное решение о присуждении первой премии проекту Опекушина. Ему поручалась дальнейшая работа по выполнению памятника в натуре. По предоставленному ему праву скульптор выбрал себе в помощники по архитектурной части зодчего И. С. Богомолова.
Однако радость успеха омрачало непонимание некоторых современников. Антокольский, например, сначала признавший, что «народ нашел своего ваятеля», вдруг обвинил Опекушина в карьеризме. Известный собиратель произведений русских художников П. М. Третьяков вообще критически отнесся к проекту Опекушина. В письме к Крамскому он высказал мысль о том, что фигура Пушкина имеет «жалкий вид». Подлила масла в огонь и заметка в газете «Голос», где говорилось: «Чему же учат в Академии художеств, когда на Пушкинском конкурсе всех академиков „заткнул за пояс“ какой-то крестьянин Опекушин?»
Однако самый большой и неожиданный удар Опекушин получил от Академии художеств. Та предложила скульптору немедленно очистить академическую мастерскую, где стояла в глине ещё неоконченная статуя Нестора.
Опекушин позже с горечью вспоминал в своих записках: «Плоды озлобления профессуры взошли. „Летописец Нестор“ был сломан, и я в трехдневный срок очистил мастерскую». Больше уже за него Александр Михайлович не взялся, и произведение навсегда погибло для отечественного искусства.
Новая мастерская была меньше размером и менее удобна. Но были и плюсы — теперь Опекушина никто не торопил, и он мог спокойно работать. Само желание увидеть свои замыслы воплощенными подгоняло его. Существовала и более прозаическая причина поторопиться. В 1876 году, когда Опекушин уже трудился в Петербурге над окончательной моделью, которую потом ещё следовало увеличить до размеров памятника, московский скульптор академик С. И. Иванов представил Пушкинскому комитету свой проект монумента.
Проект был единодушно отвергнут комитетом. Но сам факт, что комитет уже после присуждения Опекушину премии и права на создание памятника счел возможным рассматривать новые проекты, обеспокоил и насторожил ваятеля. Это означало, что если ещё какой-нибудь ваятель, не слишком утруждающий свою совесть этическими проблемами, сумеет реализовать его же идеи более выразительно и впечатляюще, то комитет рассмотрит и этот новый проект, а может, и предоставит ему возможность осуществиться.
Довольно скоро он представил Комитету окончательную модель в масштабе половины будущей статуи и сделал в ней необходимые поправки по замечаниям членов комитета и комиссии. А когда его обязали сделать и натурную модель, с которой уже снимались формы для отливки, то Александр Михайлович выполнил и это требование. Он даже вновь внес некоторые улучшающие изменения в большую (4,40 метра) модель, предназначенную для отправки на литейный завод. Но скульптор вздохнул свободно, лишь когда комитет договорился о заказе на изготовление бронзовой статуи с бронзолитейным петербургским заводом англичанина Кохуна.
Тут же подоспели новые заботы — следовало разработать вместе с архитектором Богомоловым бронзовые детали постамента, тумбы у его подножия, лавровые гирлянды, чугунные фонари, выбрать подходящего цвета гранит. Сам постамент решено было выполнить из гранита двух цветов: темно-красного и темно-серого.
К весне 1880 года все работы по сооружению памятника были закончены. 6 июня 1880 года была пасмурная погода, но она не помешала необыкновенному оживлению в городе. Не смогли помешать и меры, принятые властями, чтобы не допустить скопления толпы в
канун и в день открытия памятника. Уже за день до его открытия улицы Москвы усиленно патрулировались полицией и жандармерией. В праздничный день наряды полиции подкрепили особыми резервами — царское правительство боялось народной манифестации.
Толпы москвичей устремились к Страстной площади, к началу Тверского бульвара, где, скрытый серым холстом, стоял монумент Пушкину. Когда почетные гости заняли свои места на трибуне, Комитет по сооружению памятника Пушкину объявил о передаче Монумента городу Москве. А потом серый холст стал медленно падать. Перед многочисленными зрителями предстал бронзовый Пушкин. Несколько мгновений стояла тишина, а затем восторг, охвативший людей, прорвался с необыкновенной силой. Торжествующее, ликующее «ура» понеслось над площадью.
Поэт-гражданин, человек своего времени — таков опекушинский образ Пушкина. Великий поэт предстает перед зрителем без отчуждающего ореола славы, а таким, каким могли его видеть в жизни. Александр Сергеевич в памятнике одухотворен глубоко человеческой простотой и задушевностью, словно заимствованной из самого эмоционального строя поэзии Пушкина. Этот своеобразный контраст: поэтическое содержание образа вместе с его внешней реальностью, даже некоторой обыденностью, осуществляет замысел монумента. Общему замыслу отвечают высеченные на постаменте слова знаменитого пушкинского стихотворения «Памятник», где главенствует мысль об исполнении писателем своего общественного долга, о служении народу.
Пушкин одет в длинный сюртук, поверх которого наброшен широкий плащ. Опекушин, обращаясь к традициям русской и мировой классики, сумел добиться большой пластической выразительности статуи. Движения и поза фигуры отличаются непринужденностью и живостью, не исключающими, однако, благородной величавости и поэтической возвышенности образа.
Александр Михайлович великолепно использовал те скульптурные возможности, которые давала накинутая на плечи свободная драпировка — плащ Пушкина. Складки одежды, вылепленные рукой большого мастера, позволяют сильнее ощутить светотеневую проработку фигуры, что имеет немаловажное значение при рассматривании памятника издали.